«Сельхозпродукция становится инструментом политики», – Николай Лычёв

Россия завершила 2023 год, собрав рекордный урожай масличных и большой объем зерновых культур. При этом участники рынка сталкиваются с проблемой низких цен реализации не только сырья, но и готовой продукции.

В OleoScope побеседовали с экспертом по АПК, управляющим партнером Agrotrend.ru Николаем Лычёвым о текущей ситуации в отрасли и трендах, которые сейчас формируются на агрорынке.

— Николай, по итогам прошлого года в России собрали рекордный урожай масличных и немного просели по производству зерновых, но показатели тем не менее достаточно высокие. Как можно оценивать эти успехи в растениеводстве для отечественного АПК?

— Безусловно, это заслуживающий уважения и важный для страны результат работы наших сельхозпроизводителей. Но с экономической точки зрения, с позиции устойчивости агробизнеса полученный «вал» трудно однозначно назвать успехом. У нас не только нет такой же рекордной прибыли, но и нормальной рентабельности тоже: в последние два сезона маржинальность производства зерновых местами обвалилась в разы. А, скажем, масличные, хоть и остались в лидерах по рентабельности выращивания, из-за отсутствия у аграриев экспортной альтернативы стали из безусловно доходных – условно-высокодоходными. Все это не позволяет сельхозпроизводителям вести расширенное воспроизводство, то есть инвестировать в развитие, обновляя парк техники, засевая новые гектары, увеличивая урожайность и так далее.

В чем же дело? Первое, конечно, мировые цены. Они за исключением каких-то ситуационных пиков вроде $400+ за тонну продовольственной пшеницы были на недостаточном уровне (порядка $250 за ту же пшеницу) для того, чтобы делать устойчивые, рентабельные экспортные продажи.

Во-вторых, внутри России действует экспортная пошлина, механизм демпфирования, а с февраля этого года – еще и квоты. Последние в целом соответствуют экспортному потенциалу по зерновым, но, тем не менее, это еще одна ограничительная мера. Да, хорошо, что возобновлена практика закупочных интервенций с неплохими для рынка индикативными ценами. Но тот же зерновой демпфер намного больше «выносит» из отрасли, чем «вносят» в нее возврат аграриям части средств или те же интервенции. Получается, что в год у участников рынка изымается до нескольких сотен миллионов долларов прибыли, которая могла бы пойти на развитие.

— На одной из конференций в конце прошлого года Вы отмечали, что драйверов роста у растениеводов остается все меньше, и главный из них по‑прежнему масличные культуры. Ожидаете ли, что именно масличные поддержат доходность сельхозпроизводителей в 2024 году?

— Как говорят эксперты, масличные никогда не подведут. Да, еще раз скажу, что они в целом не подводят. Но хорошо зарабатывать на том же подсолнечнике теперь есть возможность не у всех и не в каждый момент времени на протяжении сезона. Влияет масса разных факторов. К примеру, в Поволжье большие урожаи масличных, но семечку нельзя экспортировать – только продавать маслозаводам. Поэтому в ряде случаев приходится волей-неволей продавать урожай двум-трем крупным переработчикам в своем регионе.

— Что в таком случае Вы могли бы рекомендовать сельхозпроизводителям?

— Здесь очень трудно давать какие-то конкретные советы, ведь особенность сельхозпроизводства заключается в том, что показатели различаются не только от региона к региону, но и от района к району на территории одной области, где вы можете увидеть совершенно разные операционные и инвестиционные результаты.

Но есть факторы актуальные для всех. Скажем, крайне важно раннее планирование севооборотов – с учетом качества и фитосанитарного состояния почв, ожидаемой доходности, мер госрегулирования, суммы годовых температур в вашем регионе и других постоянных факторов. Я не устаю об этом говорить. В отрасли должно оставаться как можно меньше «стихийных растениеводов». Сейчас – особенно в последние два года – принято жить если не одним днём, то максимум одним сезоном. Но заниматься прибыльным сельским хозяйством без раннего планирования вы в текущих регулятивных и операционных условиях не сможете.

Далее, давайте прекратим нарушать севообороты: например, сеять подсолнечник по два или три раза подряд – это будет негативный итог для состояния почвы. Сейчас вы выиграете, а завтра не сможете заниматься сельскохозяйственной деятельностью.

Кроме того, я хочу сказать еще и о том, что рынок активно ищет альтернативные бизнес-возможности традиционным большим культурам и рынкам. Эти возможности нишевые – такие, как зернобобовые на экспорт (в первую очередь, горох), высокоолеиновый или крупноплодный подсолнечник, высокобелковые соевые бобы или, скажем, ставка на семеноводство вместо товарного растениеводства. Но все они пока, увы, недостаточны, чтобы компенсировать потерю доходности или ее части на больших рынках – таких, как пшеница или подсолнечник.

— Некоторые представители отрасли часто говорят, что анализируют экономику сельхозпроизводителей, опрашивают аграриев, а те им уже как раз рассказывают о своих намерениях сеять меньше пшеницы или того же подсолнечника. Но, когда мы видим данные статистики, картина абсолютно противоположная. Почему так?

— Хороший вопрос. Знаете, действительно, я тоже смотрю и вижу, что структура посевов пока принципиально не меняется. Но и изменить структуру севооборота раньше, чем за два-три сезона ведь тоже нельзя.

Еще раз подчеркну, в последние два сезона с учетом текущего, на пшенице по большому счету мало кто зарабатывает. Соответственно, начиная со следующего сезона-2024/25, мы можем увидеть уже несколько другую картину по части структуры сева.

— В 2024 году эксперты выделяют геополитические риски и природные катаклизмы в качестве чуть ли не единственных факторов поддержки цен на рынке. Согласны ли Вы с этим?

— Из-за этих факторов мы должны ожидать не роста, это было бы слишком хорошо и просто. Мы должны ожидать роста непредсказуемости цен на commodities и товаров первых переделов вроде растительных масел, муки, комбикормов и так далее.

Климат же явно меняется, и это признают производители, с которыми я общался. Для российских регионов в число рискованных, например, входит Поволжье, это такой черный ящик нашего рынка: подсчитываешь итоговые балансы и смотришь будут рекорды или нет.

Что здесь говорить про геополитику? Лично меня, конечно, больше всего беспокоит в плане влияния на цены, на перспективные контракты, на объемы, логистику, возможность начала новых крупных международных конфликтов – таких, как вокруг Тайваня. Это вам не Украина – это будет по-настоящему мировой конфликт и, кстати, не обязательно военный. Для сравнения, ситуация вокруг Украины – мультирегиональный конфликт, причем уже отыгранный рынком.

— Кстати, аналитики Bloomberg оценили последствия возможного конфликта за Тайвань в 10 триллионов долларов для мировой экономики.

— Вот, пожалуйста. В принципе, 10 триллионов долларов – это не такая сумма, которую мировой рынок не выдержит. Здесь важно другое. Сейчас главное, чтобы всё это не возникло, поскольку после этого мир не будет прежним. Это, не говоря уже про Карабах, Ближний Восток и другие конфликты, которые активно нарастают вместе с дальнейшей непредсказуемостью.

Сейчас мы переходим в турбулентное состояние, которое впереди будет еще лет 20 минимум, судя по тому, что было раньше в истории. Это нарастание конфликтогенности, нарастание хаотичности, неопределенности и всего остального.

В этих условиях стабильной мировой торговли быть не может. И цена стабильной быть тоже не может. И себестоимости тоже. Вот к этому надо быть готовыми.

— Вы ждете, что глобальная цепочка поставок продукции АПК будет фактически зависеть от дальнейшего влияния геополитического фактора?

— Я бы не оперировал термином «геополитика» – это типичная лжедисциплина без научной основы, которая, надеюсь, рано или поздно выйдет из оборота. Просто я вижу, что сельхозпродукция становится инструментом политики, хотя еще недавно она была в целом рыночным инструментом. Если еще недавно работали мировые трейдеры, производители сельхозтехники и всего остального, то сейчас мы разделились на «дружественных» и «недружественных». И это как минимум среднесрочный тренд.

Сельхозпродукция все чаще будет включаться в политические переговоры, размены и все остальное. Всё чаще наши политики говорят о том, что у нас есть еще и гуманитарная миссия: сколько-то зерна отправили в Африку, удобрений. Вот и дальше так будет.

— Как бы вы могли оценить дальнейшие перспективы российского экспорта наших ключевых продуктов – пшеницы и подсолнечного масла?

— Я их оцениваю крайне оптимистично при условии, что мы, как страна, сами себе не помешаем.

И тут мы возвращаемся к началу ответа на один из ваших предыдущих вопросов. А сможет ли государство делать так, чтобы поддержать, а не демотивировать – пусть и невольно – эти продажи? Очень много сейчас зависит от госрегулирования. И, конечно, помимо этого, много зависит от ключевых потребителей – особенно, Китая и Индии.

Россия также пока сделала далеко не все для завоевания новых перспективных рынков, которые станут центром торговли агротоварами в ближайшие 15 лет. Я, в частности, имею ввиду африканский континент, где есть, например, Нигерия, превосходящая РФ по численности населения. При всей важности углубления работы на сверхинтересном рынке Китая, не он, а Африка через 15 лет станет ключевым мировым потребителем агроэкспортных товаров.

Вот здесь важно не лишить бизнес тех рыночных стимулов, которые позволили бы нам быть крупнейшим глобальным экспортером агротоваров, в первую очередь – упомянутых Вами пшеницы и подсолнечного масла.