Как только Россия начинает говорить об ограничениях экспорта, в мире сразу начинают прыгать цены, – Евгения Серова

Инфляция сейчас одна из главных тем в российской и мировой экономической повестке, поскольку рост цен в режиме реального времени ощущают на себе не только жители большинства стран, но и сельхозпроизводители.

В интервью OleoScope директор Института аграрных исследований НИУ ВШЭ Евгения Серова рассказала о влиянии мировых цен на российский рынок, эффективности введения экспортных пошлин на масличные культуры и роли России в конъюнктуре масложирового рынка.

— Евгения Викторовна, что сейчас происходит на продовольственном рынке?

— Идёт продовольственная инфляция во всем мире. Мы сегодня практически уже приблизились к самому высокому в послевоенное время пику 70-х годов из-за энергетического кризиса. Сегодня триггером стала пандемия, но тем не менее, она тоже перекатилась в кризис цен энергетических, и хоть причины энергетического кризиса разные, именно он становится основанием продовольственной инфляции.

Российская экономика — часть мировой экономики, и отграничить её как в советское время не получится — по крайней мере, в кратком или среднесрочном периоде, поэтому, являясь частью мировой экономики, мы страдаем от того же, что и все. Наша инфляция — это не внутренний процесс, а мировая история. Поэтому нет никакого смысла тушить пожар чайной ложкой регулирования цен внутри страны.

Самая неэффективная поддержка потребителей — через цены, потому что она не целевая. Таким образом – вы поддерживаете всех – и богатых, и бедных, при том, что последним эта инфляция не особо заметна. Если бы мы дали производителю работать нормально, не ограничивая цены и экспорт, мы бы могли потом через некий механизм (например, налоговый) оказать поддержку бедным. Эта форма была бы намного более эффективной.

— Если мы говорим о росте цен на социально-значимые продукты, вроде того же масла: каким образом, когда в России и на Украине собирают практически рекордный урожай подсолнечника, цены все равно продолжают расти? Хотя страны – основные производители сырья и экспортеры масла.

— Когда экономика отгорожена от мирового рынка — когда невозможно свободно вывезти и ввезти, то тогда объем того, что вы произвели сказывается на ценах – вам доступен только внутренний рынок, соответственно, цены падают. А когда есть экспорт, увеличение производства не может привести к снижению цены. Возможен только краткосрочный эффект. Теперь о среднесрочном. Что такое ограничение цены или экспорта – в конечном счете – это разные механизмы субсидирования потребителя за счёт производителя. То есть, мы просто изымаем деньги у производителя – либо через ценовой механизм, либо через экспортные ограничения для того, чтобы якобы помочь потребителю. На краткосрочный период это, может быть, как-то срабатывает. Ведь мы много произвели, все остаётся внутри страны, но в среднесрочном — изъятие части доходов у производителя приводит к снижению инвестиций и потере конкурентоспособности. И мы откатываемся назад, теряя темп.

Россия в экономическом плане – большая страна. Наше присутствие на рынке зерна и масличных определяет мировую цену. И как только Россия начинает вводить новые механизмы регулирования, везде сразу начинают прыгать цены. Как только мы ограничиваем вывоз масличных, цены на мировом рынке растут, и это бумерангом бьёт по нам.

— Тот фактор, что производители держат у себя сырье и не продают его – сильно влияет на цены?

— Да, однозначно. Когда сельхозпроизводители удерживают свой продукт, это то, что в 20-е годы называлось кризисом хлебозаготовок. Всего было три кризиса – при первых двух были живы грамотные экономисты и вопросы решали экономическими способами, а ответом на третий кризис стала коллективизация. Любое административное вмешательство в рынок – это снежный ком – на одной мере никогда нельзя остановиться. Мы это уже видим – начали с хлеба, молока, масла растительного, а сегодня докатились до ограничений удобрений, а завтра замахнемся на святое – на газ и нефть. И самое неприятное, что из этого всего потом очень сложно вылезать. Это так называемая институциональная ловушка. Той же дорогой выйти нельзя – просто снять ограничения не получится, ибо это приведёт к тому, что вывезут даже больше, чем надо – плюс цены прыгнут ого-го как.

— Есть устоявшееся мнение у ряда экспертов: если фермеры продолжат удерживать у себя сырье, у нас будет профицит на перерабатывающих предприятиях, и в проигрыше останутся сами аграрии. То есть этот пузырь спекулятивный лопнет. Вы согласны с таким утверждением?

— Я вполне согласна с этим мнением, это вполне возможный вариант: из этой ловушки, когда вы вылезаете, перекосы могут быть самые невероятные. Масложировая промышленность может перейти на импорт, а импорт легче впустить, чем потом вытеснить. Мы уже это проходили несколько раз за последние 30 лет.

Ещё возможен вариант – дальнейшая концентрация в отрасли, создание монополий, последующие монопольно низкие цены на сырье.

— В прошлом году, к примеру, не удалось собрать то количество подсолнечника, которое все ожидали – была просадка на 2-3 млн тонн. Это как-то повлияло на мировые цены?

— Обычно бывает так, что если в одной стране не дорос, то где-то обязательно будет урожай. Надо смотреть на состояние урожаев. И плюс ещё надо учитывать состояние запасов. Не только производство влияет на уровень цен, но ещё и запасы.

— А как вы думаете, насколько экспортные пошлины на вывоз масложировой продукции в целом повлияют на торговлю?

— Это, в первую очередь, неэффективно с точки зрения поддержки потребителя, это разрушительно по отношению к производителям, это может привести к еще большим увеличением цен на мировом рынке и в целом мы не знаем, к какими последствиями обернется.

— Весной на рынке витала идея о переходе на более нишевые масличные культуры, ввиду роста цен на них. Как вы считаете: нужно и можно ли сократить подсолнечник, сою, рапс и расширить площади, например, под льном или горчицей в следующую посевную?

— Вы знаете, глядя на американский опыт, я могу сказать, что там уже рост цен на удобрения изменил структуру посевов на этот год на пшеницу и сою. Просто одни культуры требуют больше удобрения, другие меньше.

Это как помните было с ценами на растительное масло, там зафиксировали цену на один тип растительного масла, и оно тут же пропало с полок, зато все остальные подорожали. То есть когда вы в ручном режиме начинаете контролировать рынок – это бесконечный процесс, снежный ком. Никогда не знаешь, где что вылезет. Завтра все бросят семечку и начнут выращивать ещё что-то, и придётся с этим как-то справляться.

О ценах. Если мы посмотрим на факторы предыдущего всплеска цен (2006-2008 гг.) – одним из ключевых факторов роста цен была поддержка производства биотоплива в ЕС и Америке. Там очень много продовольственных культур стали использовать на биотопливо. Рапс, соя, кукуруза, тростник сахарный, это все сработало на повышение цен. У нас сейчас идёт один из самых страшных пиков роста цен, и на этом фоне мы все, не только Россия, обсуждаем переход на устойчивые технологии, которые не могут не привести к росту затрат. Как-то это все не ко времени. А рост цен это же не просто обнищание части населения, но и наращивание социальной напряжённости в мире; например, есть ряд работ, которые доказывают связь «арабской весны» и предыдущего пика цен. В 2006-08 годах было много международных инициатив по повышению продовольственной безопасности в условиях роста цен, сейчас каждая страна пытается как-то внутри себя преодолеть проблемы, а мировой инициативы нет.

— И в завершении: что ждет масложировую отрасль в ближайшем сезоне?

— В целом, я считаю, что сейчас у нас накоплен огромный потенциал для роста. Нам нужны усилия в науке и в образовании. Это наши основные факторы роста в среднесрочной перспективе. Основными инвесторами в инновации являются, как правило частные компании, но для них нужны устойчивые условия хотя бы на 10 лет, а у нас политика меняется даже чаще чем раз в год. При таких условиях ожидать стабильных инвестиций в науку и кадры не приходится.